«Пойдем ко мне на инструктаж». - Скомандовал замглавред и открыл дверь в коридор. Я был молод и легок на подъем. Сидеть за столом, отвечать на письма читателей, висеть на телефоне и править авторские статьи нравилось моему визави, но не мне. Возможность исчезнуть, пропасть, раствориться в ином, нередакционном, мире я считал уже благом. Перспектива встречи с новыми людьми влекла мою, жаждущую впечатлений душу.
   Эдгар Александрович был краток, как Ленин. Недавно прошел съезд, посвященный Дню строителя и там, в курилке, один «бугор» попросил Эдгара по старой дружбе разведать, что это за хреновина такая под названием МЖК - Молодежный Жилой Комплекс? «Все разузнай поподробнее», - резюмировал куратор нашего отдела, - «если много нарушений - пиши разгромную статью, если нет - дадим позитив». Не мешкая, я приступил к оформлению командировочного удостоверения.
   Уже не помню, где я раньше оказался, в Свердловске или подмосковном Калининграде (ныне Королев), с кем познакомился быстрее - со Станиславом Синицей и его командой или Евгением Королевым и его друзьями. Пожалуй, сейчас уже не важно. Гораздо важнее, что эти встречи ошеломили меня, перевернули представление об укладе жизни. Надо напомнить, что время было действительно застойное. Казалось, что вообще ничего не происходит и ничего не меняется. Десятого ноября из жизни уйдет Л.И. Брежнев. Начнется полный кризис власти, после чего страна вступит в никому не понятную перестроечную эпоху. Но летом 1982 года, казалось, что мы все находимся в давно непроветриваемом помещении и дышим спертым воздухом.
   И вдруг я попал в бурлящий котел...
   В Свердловске я разместился в городской гостинице. Названия ее, конечно, не помню. Обычный совдеповский постоялый двор того периода. До микрорайона «Комсомольский», где уже был построен жилой дом с общественным блоком, и возводилось малосемейное общежитие молодежного жилого комплекса - 1, добирался общественным транспортом. Но только первый день из трех, отведенных мне для сбора материала. Дело в том, что самое интересное начиналось в МЖК по вечерам, когда с работы возвращались члены оргкомитета и после короткого ужина собирались для обсуждения текущих вопросов. Расходились к полуночи, а то и позже. Общественный транспорт уже не работал. Так что последующие две ночи я провел в гостях у Ильдара Сафина, руководителя Штаба стройки. По сути, он-то мне и нужен был, так как «Строительную газету», безусловно, интересовал именно строительный аспект, а не то, как разворачивается клубная работа с детьми по месту жительства и прочее. Но Королева сам процесс монтажа, да еще типовых домов, интересовал уже в меньшей степени - он шагал дальше. Но все по порядку.
   Председатель Оргкомитета МЖК Евгений Михайлович Королев имел рост выше среднего. Худоба делала его стройным и более высоким, чем на самом деле. Густые, чуть вьющиеся волосы зачесывал на пробор, но за прической особенно не следил. Он много курил и постоянно пил то кофе, то чай из большой кружки. К гостям он уже привык. Местная пресса его обхаживала, молодежные делегации из других городов приезжали одна за другой, визитеры из центра, то есть из Москвы, тоже наведывались. Так что к моему появлению отнесся очень спокойно. Кстати, это тоже выпадало из стереотипов, поскольку корреспондентов центральных газет в регионах (тогда термин «провинция» был более расхожим, которым называли все, что находилось за границами Москвы) уважали и даже чересчур.
   Мы оказались почти ровесниками, моментально перешли на «ты», что, безусловно, способствовало сближению. Говорил он много, но часто его прерывали телефонные звонки и бесконечные заходы в кабинет посетителей разного уровня. Организационные дела лежали на жестком и требовательном рыжеволосом парне, Сергее Хорошилове, так что полету председательской мысли ничего не мешало. Королев говорил обо всем и сразу: об архитектуре жилища, о недостатках распределения квартир по очереди, о соцсоревновании, как механизме отбора лучших, о медлительности чиновников, о роли коллективизма по месту жительства, - так что моя неподготовленная к такому объему информации голова, трещала, как орех. Путаница случилась страшная, и я не мог ничего разложить по полочкам. Встречи с другими членами оргкомитета - Галей Кареловой, Володей Мановым; архитектором Сергеем Лужиным, философом Сашей Ауловым ясности не внесли, но создали впечатление об МЖК, как о явлении грандиозного масштаба.
   Я уехал. Отписался. Статья вышла и довольно объемистая. Скоро Эдгару Кудрявцеву позвонили из ЦК Комсомола и просили продолжить тему. Естественно, я оказался востребованным. Каким образом познакомился с одним из кураторов МЖК от ЦК ВЛКСМ Сергеем Бабкиным, я конечно, уже не припомню. Кажется, мы встретились на каком-то совещании в ЦНИИЭПжилища. Потом ехали на метро до центра и бродили по вечерней Москве, разговаривая исключительно о молодежных жилых комплексах. Вот тогда он и предложил мне написать книгу об эмжэковцах, и издать в Молодой гвардии. Обещал поддержку. Опубликовать целую книгу молодому журналисту - дело заманчивое само по себе. Кроме того, рассказать о таких славных ребятах, кроме того, заявить о деле, которое должно скоро стать массовым. В этом был убежден Сергей, и ему не надо было прививать мне это понимание. Короче, через несколько дней я был временно, на месяц, освобожден от работы в редакции в связи с творческой командировкой. Снова в Свердловск меня отправил уже Бабкин через ЦК ВЛКСМ.
*****
   И вот я опять в микрорайоне Комсомольский. Корпус малосемейного общежития, куда по временной схеме заселялись семьи кандидатов в члены МЖК, уже был сдан, и мне выделили комнатушку, чтобы я не мотался по ночам в город или ночевал у вновь приобретенных друзей. И я стал, как губка впитывать информацию. Днями торчал на стройке, вечерами в Оргкомитете, до глубокой ночи брал интервью. Не было времени сходить в магазин и запастись продуктами. Приобрел три десятка яиц на картонке и буханку хлеба. За неимением холодильника выложил все на подоконник. Завтракал сырыми яйцами, обедал и ужинал тоже ими. Как-то, после очередного распития, испития, как сказать? - высасывания сырых яиц покрылся красными пятнами: одна печень не выдержала нападения целой стаи еще не вылупившихся птенцов. Пришлось вызывать доктора. После этого ребята часто приглашали на обед к себе домой.
   Пару раз обедал у Королева, но чаще у Сафина. Этот парень отличался простотой в общении. Я бы сказал, твердо ходил по земле. Да и занимался вопросами практическими: нарядами, поставками стройматериалов, строймеханизмами, - то есть выполнял то, что делает линейный мастер на стройке. Но функций, пожалуй, у него было побольше - как минимум, на начальника участка тянул.
   Королев часто уносился куда-то в небеса, и вернуть его оттуда было крайне сложно. Причем новую мысль он не отбрасывал до тех пор, пока не доводил до состояния застиранных штанов. Обдумывал вслух, навязывал ее другим, заставлял обсуждать до тех пор, пока она не приобретала какие-то видимые очертания или не отбрасывалась, как несостоятельная. В эти моменты он, вроде, спускался к нам, простым смертным. Занимался текущими вопросами, ездил куда-то по инстанциям, потом его посещала очередная идея... Ребята любили его и стоически переносили придумки, которые он вынимал из своей головы, как факир достает то зайчика, то зонтик из «цилиндра». В рамках МЖК-1 ему было тесно: он принимался разжигать пожар МЖК в городе, области, в стране. Нет, не строительство жилья для молодых он видел. Он усматривал в этом новый вектор развития общества.
*****
   - Смотри, кто делал французские революции, кто лез на баррикады? - Говорил Женя и его темные глаза тут же воспламенялись. - Люди молодые, в основном, до сорока лет. Кто совершил революцию 1917 года? - Молодые люди. Какой возраст был у Троцкого, Каменева, Зиновьева, Дзержинского и других? Ведь это же не просто так. Возраст от 20 до 40 самый плодотворный. Человеку хочется что-то сделать и увидеть результаты своего труда. Это самый продуктивный во всех отношениях период жизни человека - так? Значит, что надо сделать? Предоставить все условия, чтобы человек именно в этом возрасте максимально себя реализовал. Тогда и человеку будет хорошо, и всему обществу. А что происходит на самом деле? Люди позаканчивали ВУЗы, отслужили в армии. Самое время семью создавать, детей заводить, диссертации писать. Но негде. Либо в общежитиях маяться, либо на шее у родителей висеть, в их квартирах. Жилье в порядке очереди люди получают годам к 45-ти. Это статистика. То есть, когда репродуктивный возраст заканчивается, а творческий потенциал падает. К тому же, очередь порождает иждивенчество; великовозрастный отпрыск сидит и ждет, когда его заслуженному родителю, ветерану труда, дадут ключи от новой квартиры. Вот и ответы на многие вопросы. Политику государства в отношении молодежи надо менять. Тогда общество оживет. Сейчас в МЖК переселилось несколько сотен семей. Это из миллионов нуждающихся по всей стране. У нас показатели: производительность на предприятиях-дольщиках возросла, рождаемость увеличилась... А если такое строительство по всей стране развернуть?
   Когда Женя пускался в рассуждения, он как будто перемещался в иное измерение. Он отделялся от вещей повседневных, освобождался от них, как спутник от ракетоносителя. Достигнув своей орбиты, он начинал парить в свободном полете. Как при этом работал его мозг - никому не дано было узнать. Если его кто-то перебивал и вставлял свои замечания - было видно, как тяжело он это переживает. Конечно, он слушал. Но воспринимал лишь то, что подходило под логику его умозаключений. В противном случае ему становилось неинтересно. Он смотрел на собеседника и вроде, сквозь него. Рука механически тянулась за сигаретой: пачка всегда лежала на столе. Прикуривая, и на это время замолкая, он тем самым давал возможность что-то сказать другому. Если тот, другой, говорил в унисон - Королев поддакивал и коротко кивал головой. Но рассуждать собеседнику особенно не давал. Он снова вклинивался, раздвигая для себя пространство фразами: «Вот я и говорю...» или «Вот в этом-то весь смысл». И тут же брал инициативу в свои руки.
   - В Афганистане, между прочим, тоже молодые ребята свой потенциал выкладывают. - Почему-то сказал я, воспользовавшись затишьем пока Женя мял сигарету. Конечно, я хотел сказать, как государство использует свой человеческий капитал, как сует под пули молодые головы и как для многих - для тех, кто именуется потом грузом 200 - государство решает жилищную проблему. В редакционных курилках много говорилось того, что не попадало на газетные полосы.
   Женя посмотрел на меня, как будто я был оконным стеклом. «Вот я и говорю». - Прервал он, хотя я только начал высказывать умную, как мне казалось, мысль. - «Ведь все сместилось во времени. Ключевые посты и рычаги управления в руках стариков, которым давно пора сидеть на лавочках в скверах. У них физиологически заторможены процессы, но поскольку обладают властью, то эту заторможенность переносят на всю страну. Если свое будущее они видят только в белых тапочках, то какое им дело, гибнет кто-то или нет? Всего-то надо простое действие: управленческий персонал на всех уровнях омолодить, тогда и решения будут приниматься другие».
   За окном была глубокая ночь. На потолке висела голая и тусклая, словно она стыдилась своей наготы, лампочка. В углу стояла раскладушка - мое лежбище, которое мне выдал комендант гостевых апартаментов. Стол и пару стульев дополняли убранство этой комнаты.
   Женя посмотрел на часы. «Вообще-то, надо поспать пару-тройку часиков». - В раздумье произнес он. Но задержался еще минут на сорок, сокрушаясь о том, что человек из своей короткой жизни тупо спит третью ее часть. Я смотрел на него, сидящего в коричневой вязанной безрукавке. Худые руки завершались довольно широкими кистями. Пальцы имели странную форму: ногтевые фаланги утолщались, словно от того, что постоянно барабанили по столу. Вообще, руки служили ему в основном для артикуляции, чтобы придавать словам больший вес и убедительность. Они постоянно были в движении: или держали сигарету, или выписывали в воздухе круги, иллюстрирующие сказанное...
*****
   Я до сих пор не могу найти ответа, почему мои записи так и не приняли форму печатного издания. Что помешало? Моя лень? Возможно. Трата времени на организацию МЖК в Москве, после того как я поднабрался уму-разуму в Свердловске? Тоже возможно. Но есть еще одна версия. Большую часть всего механизма создания молодежных жилых комплексов составляли вещи совсем непечатные в то время. Собственно говоря, МЖК - это реакция молодых на ту ублюдочную жизнь, которую устроили в стране руководившие ею старцы. Начальники Генштаба административно-командной системы, прикрываясь коммунистическими лозунгами, верной рукой вели страну в пропасть. Впрочем, они тоже поднабрались «уму-разуму» у своих предшественников. Но это другая история...
   Здесь уместно сделать несколько штрихов, чтобы у людей, родившихся позже описываемых событий, создалось хоть приблизительное представление о периоде «расцвета застоя». Поскольку в конце семидесятых, начале восьмидесятых я успел поработать в редакциях нескольких центральных газет, то был непосредственно внутри информационного поля. Начну с того, что страна просто спивалась. Водка была наиболее востребованным продуктом практически у всех слоев населения. Пили колхозники, военные, студенты, преподаватели, шахтеры, строители, научные работники. Об этом знали все, но нам еще приводили данные секретных исследований Госстата. Цифры шокировали. Ознакомившись с ними, мы тоже шли в пивбар...
   В тех редакциях, где я работал, редкий сотрудник не брал в рот спиртного. Пьянки на рабочих местах, особенно, после «напряженного» трудового дня становились нормой. Я не могу сказать, что это было ежедневной практикой, но довольно частой. Нередко мы это оправдывали стремлением снять напряжение и уйти от затхлой действительности. Писать на многие темы было крайне затруднительно. Например, даже маленькая заметка на космическую тематику должна была пройти согласование в нескольких инстанциях. Одобрение цензоров требовалось для научных статей, особенно о ядерной энергетике, биологии, физике. Главлит в издательском деле был синонимом КГБ. Поскольку огромное количество предприятий и научных учреждений работало на оборону и скрывалось за почтовыми ящиками, то жизненное пространство СМИ существенно сокращалось. Журналисты туда не допускались. Сеть коммунистических и комсомольских комитетов проникла во все клетки государственного организма и указывала, как жить и работать людям. Практически не было сферы, куда бы не совали нос партработники. Кое-кому из пишущей братии удавалось найти спокойные, нейтральные ниши, откуда они и добывали свой хлеб насущный. Неплохо пристраивались обозреватели спортивной, театральной жизни; кто-то углублялся в исторические экскурсы. Словом, как-то выживали и даже находили свои узкие забои для «широкого» развития своих творческих способностей.
   Практически все новации эмжэковцев являлись антиподом сложившемуся порядку вещей. Положительно отзываться о них - значит критиковать то, что есть. А был тогда развитый социализм, где все превосходно вопреки загнивающему капитализму! То есть критика вообще не допускалась. Или дозировалась гомеопатически. Написать в тех условиях книгу о таком масштабном явлении, как МЖК было крайне сложно. Но я не собираюсь себя оправдывать, поскольку не довел дело даже до рукописного варианта.
   Позже, когда я превратился в начальника Штаба МЖК при МГК ВЛКСМ, второй секретарь горкома Виктор Щукин, курировавший это направление, попросил меня написать служебную записку, что это вообще такое - МЖК. Он собирался эту брошюрку класть на стол всякому бюрократу, с которым имел дело. Эдакий пиар-ход. И мы принялись составлять такую презентационную папочку. «Записку» (сейчас бы это назвали пресс-релизом или резюме) я переделывал раз пять, и все в сторону округления острых углов. Даже прогрессивно мыслящему Виктору мой литературный опус резал глаза. В конце концов, папочку мы собрали, куда вошли и буклеты из Свердловска, и ксерокопии постановлений и еще что-то. Везде мы вставляли слова «эксперимент», или «в порядке эксперимента». Уловка не нами придуманная. Но она позволяла чиновникам представлять, что инициаторы хотят поменять не все на свете, а провести некий опыт; так что миропорядку ничего не угрожает.
   Папочка расходилась на «ура». Только не по причине ошеломительного спроса среди бюрократов, а потому, что секретарь комсомола оставлял папку на столе у всякого, с кем приходилось встречаться. Мы постоянно множили бумаги на ротапринте, а Витюша разъезжал по Москве на служебной «черной волге» и «сорил» документами. Так, в темные времена Черненко, мы проливали свет движения МЖК в столице империи.
   Но вернемся чуть назад по времени опять в Свердловск. В МЖК часто проходили семинары. Приезжали московские архитекторы: Нина Васильевна Овсянникова (ЦНИИЭПжилища) («Эмжэковец - интернационалист». По-моему, ее знали все. Она была родной сестрой каждому эмжэковцу страны. Случилось это позже, тогда она только, как и многие, стажировалась); Ирина Николаевна Канаева (Моспроект2), апологет коллективистского расселения, один из авторов экспериментального микрорайона «Чертаново». Заглядывали, по-моему, эстонцы. (Была в то время продвинутая Таллинская группа, занимавшаяся психологией жилища. Имен, к сожалению, не помню). Академик Абел Гезевич Аганбегян из Новосибирска провел выездной круглый стол (Материалы потом опубликовал в журнале ЭКО, где был главным редактором, и это, пожалуй, наиболее смелая публикация в те годы). Словом, жизнь в МЖК была насыщенной и интересной. «Вкусной»! - Как потом скажет очеркист А. Радов.
*****
   На фото запечатлен момент, когда в гости в МЖК Комсомольский приезжал первый секретарь Свердловского горкома партии Борис Николаевич Ельцин. На заднем плане, кажется, как раз то малосемейное общежитие, в котором разместили мою персону. Энергичный, резкий и прямой в суждениях, Ельцин давал фору молодым. Не известно зачем, он вдруг помчался по ступеням многоэтажки наверх. Толстопузая свита сначала рванула за ним, но на третьем-четвертом этажах безнадежно отстала. Сопровождал, а ему и полагалось, как хозяину комплекса, Королев. Сухой и поджарый (припоминаю, он имел разряд по лыжам), Женя перешагивал ступени, повторяя длинные прыжки рослого коммунистического босса. Это было символическое восхождение двух лидеров, оставивших в истории нашего государства следы: большой и поменьше.
   На балконе шестого или седьмого этажа пара остановилась. Они махали руками, но до прощания с нами, оставшимися на земле, было еще далеко...
   - А здоров Борис Николаевич бегать, - рассказывал Женя, после отъезда высокого (в прямом и переносном смыслах) гостя. Теперь в городе бум начнется. Всех на уши поставит. (МЖК легендарного Уралмаш-завода уже зарождался).
*****
   В 1983-84 годах молодежное эмжэкоское движение набирало потенциальную энергию, как река, впитывающая весенние ручейки: лед начнет трещать буквально через два-три года.
   Я вернулся из очередной поездки, заспешил с докладом к Бабкину. Мы разговаривали у него в кабинете... Резюме было, примерно, следующим: можно долго рассказывать, что делается на периферии, пока не начнется в Москве, мало что изменится. «Выступишь в горкоме комсомола»? - Спросил он вдруг меня, хватаясь за телефонную трубку. Я утвердительно кивнул. Сергей созвонился с заведующим отделом рабочей молодежи МГК ВЛКСМ Владиславом Бутовым и договорился, что тот пригласит на лекцию секретарей комитетов комсомола крупных московских предприятий.
   ...Каково было мое удивление, когда на середине моего рассказа о супер-живом молодежном начинании секретари стали зевать, а некоторые откровенно закрывали глаза, погружаясь в приятную дрему. Подготовился я прилично, в руках были фотографии, вырезки из газет, брошюра-памятка, выпущенная недавно в Свердловске типографским способом. Я не мямлил, говорил громко и смотрел в зал. Но видел скучные физиономии: молодежные лидеры отбывали очередную повинность... АЗЛК, ЗИЛ, завод «Серп и Молот», - эти монстры московской промышленности могли самостоятельно построить несколько МЖК. Но руководство молодежными когортами многотысячных рабочих коллективов благополучно дремало. В каком-то Свердловске, чего-то там делают, в порядке эксперимента... причем здесь Москва? Зачем нас притащили в горком слушать этого сопливого журналюгу?
   Честно говоря, после этой, так называемой, лекции я разозлился. Без особого плана и сценария стал выступать во многих местах. Каким-то образом первоначально оргкомитет был сформирован в ЦНИИЭПжилища. Туда вошли молодые архитекторы Юра Макаров, Рашид Султанов, Игорь Секачев (председатель институтского комитета комсомола) и другие. Мы слепили на подрамнике агитплакат, куда нарезали колонки из моей статьи, недавно вышедшей в газете «Советская Культура», фотографии с макетов будущих жилых комплексов, еще что-то: получился такой передвижной стенд, который мы таскали с собой на различные собрания. Спустя какое-то время, когда группа наша окрепла, пополнилась не только теоретиками, но и практиками, то есть представителями тех организаций, которые реально могли инвестировать в строительство, Горком комсомола учредил Штаб МЖК. Я автоматом сделался его начальником, и летом 1984-ого Кира Прошутинская снимала первый репортаж о московских энтузиастах МЖК. Происходило это на пустыре, который в последующие годы будет застроен корпусами МЖК «Атом». Но тогда рос только высокий бурьян. Мы смяли траву. Поставили макет жилого комплекса, предусматривающего плотную многоуровневую застройку с приватными двориками, малыми архитектурными формами и прочей атрибутикой. Расселись прямо на полянке. Кира подносила микрофон, оператор ловил кадр, а огромный и тяжеловесный Сережа Юдин - председатель оргкомитета МЖК Курчатовского института, головного предприятия-дольщика, - то присаживался на корточки, боясь запачкать светлые брюки, то ходил кругом и все твердил, что в таком виде комплекс построить не дадут, в лучшем случае - на основе серийных изделий крупнопанельного домостроения. К сожалению, прав оказался он, и мечта Жени Королева застроить страну фаланстерами социалистического быта опять отодвинулась на неопределенное время. Но тогда мы, то есть я, Рашид и Юра, выхватывая друг у друга микрофон, пытались внушить, что жилая среда во многом предопределяет поведение человека, что нельзя вить жилые гнезда где-то под облаками: человек - существо земное и должен жить на уровне зеленых насаждений, окружая себя кустарниками и деревьями. Репортаж вышел в эфир, конечно, урезанным и более напоминал анонс будущего типового строительства. Я, разумеется, не мог предполагать, что через год с небольшим именно на этом месте я опять встречусь с Борисом Николаевичем Ельциным, который посетит стройку первого молодежного комплекса, но уже здесь, в Москве. Но этому событию предшествовал забавный случай, не упомянуть о нем не могу.
   Вместе с оргкомитетом МЖК «Атом» был подготовлен проект решения о создании комплекса. Заведующий отделом строительства МГК КПСС назначил совещание по этому поводу. Мы с Виктором Щукиным тоже были приглашены. И вот мы сидим в тихом коридорчике, казенная красная дорожка смягчает шаги приходящих участников. Явились все руководители строительных главков. В Главмосстройматериалах уже проводились субботники с участием кандидатов в члены МЖК. Мы рассчитывали, что Владимир Иосифович Ресин (тогдашний начальник главка) отзовется положительно. Через открытую дверь приемной мы слышали шептание: «Ну, какая установка? Поддержать или топить?» - «Поддержать, поддержать!» - Отвечал инструктор, курировавший это направление. Мы переглядывались с Виктором и ухмылялись. Во-первых, мы торжествовали. Шел все-таки 1985 год - последний год Гришинского воеводства в Москве. Во-вторых, были невольными свидетелями того, как принимаются решения в «верхах». Отмашку, безусловно, дал сам Виктор Васильевич Гришин: без его ведома только вороны летали над городом. Наверное, он что-то перепутал нам на радость.
   Завотелом долго не рассусоливал. Взял проект решения в руки и сказал: «Надо построить в порядке эксперимента!» Возражений уже не было. Были только вопросы от начальника планового управления Мосгорисполкома - древнего старичка, похожего на мумию. Именно с ним мне пришлось потом работать несколько месяцев, когда готовилось комплексное решение о строительстве МЖК в Москве. Это тоже было забавно, но об этом в следующий раз.
*****
...    Стояла слякотная погода. Кое-как расчистили подходы к бытовке, где должно было состояться выездное совещание по проблемам строительства московских МЖК. Ельцин приехал, как и полагается первому секретарю Горкома партии, в окружении машин девятого управления КГБ, правительственной охраны. В бытовке поставили скамьи, сдвинули столы, образовав нечто вроде президиума. Борис Николаевич сел напротив собравшихся. Я нагло протиснулся в первый ряд и занял место, можно сказать, с противоположной стороны стола. Тяжелая беспалая рука Ельцина то поднималась, то грохалась на фанерную столешницу. Начался разнос всех и вся. Почему так медленно, где заделы, где программа, где поворот к нуждам молодежи и использованию ее энергии? Председатель Горисполкома Валерий Тимофеевич Сайкин пару раз вскакивал и раздавал обещания. «Вот Андрей Королев сделал в Свердловске настоящий оазис коммунистического образа жизни, кто из собравшихся изучал этот опыт, чтобы применить в Москве?» - Голос Бориса Николаевича сотрясал несчастную бытовку. Я зачем-то шепнул, что Королев - Евгений, а не Андрей. Более сокрушительного взгляда я, по-моему, не встречал в своей жизни. На меня словно опустилась многотонная плита. Ну, почему я это ляпнул? Никто из сидящих не только не знал ни о каком уральском Королеве, даже в тех краях мало кто бывал. К чему это мое уточнение? А ошибку руководителя обозначил. «Только ты знаешь, да?» - Указал на меня Борис Николаевич. Я кивнул. «Что, больше никто?» - Он осмотрел притихших начальников разных мастей и уровней. «В городе должно быть построено не меньше пятидесяти МЖК, не меньше»! - Произнес глава Москвы в своей, ельцинской, категоричной манере, которую потом узнает вся Россия.
*****
   Надо ли объяснять, почему я опять отправился в Свердловск, но уже в роли проводника. В купе поезда, посасывая коньячок, разместилась высокая делегация, состоящая из руководителей среднего звена различных департаментов Мосгорисполкома. Они были отправлены изучать передовой опыт. Женя встретил эту братию, как равную себе. По-моему, к этому времени он уже был или кандидатом в члены ЦК Комсомола, или самим членом, кажется, заимел и партбилет. К слову сказать, своим официальным возвышением он гордился. Говорил, что это позволяет открывать многие двери. Собственно, так оно и было. Сама причастность к партии Ленина уже давала возможность взбираться по служебной лестнице. Протиснувшиеся в элиту пользовались значительными привилегиями. Привилегии, в свою, очередь отдаляли этих людей от плебса. Так, многие начинали испытывать приступы звездной болезни, как новички на корабле мучаются симптомами морской. Какое-то время мне казалось, что Жене не удалось избежать соблазна аппаратной зависимости.
   Но только казалось. Вообще, комсомол представлял какой-то симбиоз молодых аппаратчиков, эдаких карьеристов, улавливающих тенденции и лавировавших, как морские ялики и ребят амбициозных, желающих продвинуть интересные идеи, ломившихся, что называется, напролом. Иногда эти два начала сочетались в одном человеке, что не было еще главенствующим фактором в достижении успеха. Поскольку я рассказываю исключительно о своих впечатлениях, то вовсе не претендую на объективность. Отдел рабочей молодежи ЦК ВЛКСМ отличался боеспособностью. Чего не скажешь об одноименном отделе горкома комсомола. Помню, один инструктор разоткровенничался: «Вот ты сидишь тут до поздна, людей с панталыку сбиваешь (штаб заседал вечерами). Тебе памятник поставят или что? Мне скажут, сделай это - я сделаю. Сделай противоположное - сделаю. Прикажут выйти на Красную площадь и снять штаны. Если Родине нужно - сниму, без проблем. Чего напрягаться, если другие за тебя думают? Не пойму я тебя, Серега. Не правильно ты живешь»...
   Да, между нами была пропасть. Но примерно так думали не только начинающие бюрократы, но и многие комсомольцы чином повыше. Московский штаб зарождался, когда первым секретарем был Александр Борцов, человек довольно деятельный и завоевавший уважение. Но он уже считался «отрезанным ломтем» - через несколько месяцев его передвинули на руководящую работу в один из районов города. На его место водрузился Станислав Смирнов. Фактурный парень с вечной дежурной улыбкой и... трусливый, как заяц. На той встрече с Ельциным даже не сидел, а стоял, как тело инородное, у входа в бытовку. Все письма в инстанции, которые готовили мы, не подписывал, клал в долгий ящик. Он все время чего-то выжидал и соизмерял свои шаги исключительно с возможной реакцией на эти шаги «шишек» разного рода и ареала произрастания. Казалось бы, высшее должностное лицо столицы свою позицию высказало, чего еще надо? Словом, он как мышь выглядывал из норки и выбегал только тогда, когда прятаться было себе в урон.
   Как-то раз на заседании штаба мы приняли решение настоять на встрече со Смирновым. Среди нас были члены КПСС Юрий Милюков, Володя Виноградов, Сергей Попов, еще кто-то, кажется. (Меня, великовозрастного, лишь в комсомоле восстановили). Причем партийцы решили: будет сопротивляться - пишем коллективное письмо Ельцину. Таков был сценарий.
   Смирнов хоть и хорохорился, но услышав такое заявление, пообещал, что все подпишет и даст документам ход. Конечно, мы его зажали в угол. Отыгрался он потом...
   В это же время, следуя модным тенденциям, кто-то организовал встречу Председателя Горисполкома Сайкина с молодежными лидерами. То, что всем членам штаба МЖК выдали приглашения, было ошибкой горкомовских аппаратчиков. У нас был свой сценарий проведения этого мероприятия.
   ...Когда начались вопросы, наши «лучники» Сергей Попов, Дима Захаренко и другие сыпали одни и те же стрелы: «А когда МЖК начнут строить повсеместно?», «Вы уже рассмотрели документы по строительству МЖК?» и все в таком духе. Смирнов сидел в уголке сцены и стонал, как от зубной боли. Во всяком случае выражение его лица было именно таким. На дворе подули свежие ветры перестройки. Нештатную ситуацию секретарь воспринимал с чувством глубочайшего неудовлетворения.
   В конце встречи, опять же по нашему сценарию, делегаты от МЖК должны были забраться на сцену, окружить Сайкина, не дав ему смыться за кулисы, вручить папку с проектами решений и добиться обещания, когда они будут рассмотрены и подписаны. Надо отдать должное, Сайкин эту атаку воспринял спокойно и со сцены пригласил всех активистов МЖК к нему в кабинет в такой-то день, в такой-то час. Видимо, это были часы приема населения. Ну, собственно, мы и были населением...
   В третий раз Смирнов оказался в крайне дурацком положении. Сайкин почти не обращался к комсомольскому вожаку Москвы. Вожак, вообще, сидел на отшибе. В нем уже нарастала злоба, которая потом вылилась в конкретные действия. А ведь мог, наоборот, возглавить инициаторов, грамотно выстроить всю систему действий; оказаться на переднем плане... Мы полностью, как сказали бы хоккеисты, владели всем полем. Шайбы забрасывали Милюков, Виноградов, ну и я, конечно, старался. Шло обсуждение текста Решения Мосгорисполкома. Мы опять же заранее договорились, где уступаем, а где стоим насмерть. Отстояли почти все. Над головой Сайкина словно завис образ Бориса Николаевича. Безусловно, без Ельцина мы вряд ли смогли бы пробить многоуровневую и глубокоэшелонированную оборону московских чиновников. Так что осенью 1986 года Москва имела пакет постановлений о создании молодежных жилых комплексов.
   Казалось, городской штаб МЖК свою функцию выполнил. Нам предстояло переосмыслить стратегию и определить свое новое место. Но долго думать не пришлось - помогли комсомольские лидеры. Наш новый куратор (Щукин, к сожалению, тяжело заболел) Виктор Баженов вызвал меня и командным тоном заявил, чтобы в штабе таких людей, как Милюков и Виноградов не было. Далекий от всяких закулисных игр, я тут же сообщил о таком «мнении» и Милюкову, и Виноградову. Они вопросительно посмотрели на меня. Но у нас была совершенно иная конфигурация коллектива. У нас не было начальников, как таковых. Практически все решения принимались коллегиально. И лишиться двух сильнейших бойцов - означало своими руками начать разрушать, то что создавалось предыдущие годы. Естественно, я и пальцем не пошевельнул. Новый куратор вообще был не в курсе самой природы инициативного движения. Его иерархическое мышление не допускало мысли, что могут быть иные законы построения человеческих отношений. Впрочем, он просто выполнял указание. Когда выяснилось, что это не проходит, нас лишили возможности собираться в здании горкома. Мотива уже не помню. Помог опять же Сергей Бабкин и договорился о выделении для нас помещения на территории строительной выставки на Фрунзенской набережной. Здание было старенькое. Но все же собираться и работать мы могли. Сергей организовал еще одну акцию - наш бенефис в Колонном зале Дома Союзов. Само место, где проходили мероприятия высочайшего уровня, поднимало нас в глазах многих. Сейчас за такой пиар пришлось бы заплатить приличные деньги. Но тогда ЦК Комсомола имел квоту на заполнение зала в определенные даты, надо было только придумать кем и для чего.
   Эта акция в целях дальнейшей пропаганды идей МЖК привела, видимо, Смирнова в полуобморочное состояние. В его вотчине чего-то творилось, а он не у дел. Территориальное разъединение тоже способствовало нашему отдалению от аппарата горкома комсомола. И это обособление секретаря от молодежного движения надо было как-то оправдать. И он придумал способ: надо показать, что штаб плох, требует реорганизации. И началась кампания по дискредитации городского штаба МЖК. Нашлась «писательница» по фамилии Токарева (только не та, которая сейчас известна) - наподобие инструктора, готового снимать штаны по приказу, и принялась писать статейки. На страницах «Московского комсомольца» вываливались нечистоты, вонь от которых распространялась довольно быстро. Это благоухание медленно распространяется. Много лет спустя она извинялась и говорила, что выполняла указание, искала негатив, но с намерениями обратить внимание на недостатки и пр. Бог ей судья. Но мы боролись. Добились встречи в кабинете у Павла Гусева. Указали на двадцать ошибок в одной только статье. Вышло опровержение в газете «Советская Россия». И что? Наши потуги действовали, как припарки мертвому. Двадцать пятого декабря 1986 года состоялось заседание Бюро московского Горкома комсомола по слушанию «Положения дел в городском штабе МЖК». Баженов мне шепнул накануне, что разговор будет жестким. Но я ничего не боялся - нам было, что показать. И подвоха не видел.
   Мой отчетный доклад, в сущности, нужен был только для протокола. Решение было принято ранее, в духе тех времен: меня от руководства отстранили. Происходило это в том же зале, где три года назад я убеждал комсомольских вожаков. Теперь многие из них сидели в президиуме. Большинство членов Бюро никак не ведало о положении дел, но голосовали «За» по принципу «не читал, но осуждаю». После экзекуции весь состав штаба встал и демонстративно вышел из зала.
   Начальником штаба назначили первого секретаря комитета комсомола одного из районов города. Тут же выделили большой кабинет, утвердили штат из пяти человек, включая секретаршу; дали служебную волгу с шофером - вот, собственно, истинная оценка того положения, которое занял городской штаб МЖК к тому времени: на уровень райкома тянул! Мне предложили должность зама. Посовещавшись с ребятами, я это предложение принял, чтобы дело не страдало. К такому мнению мы тогда коллективно пришли. Но ошиблись. Бывший секретарь, кажется, занимался вещами иными, а не развитием МЖК в городе. Кличка «свадебный генерал» прилипла к нему быстро. Замена живой работы бюрократической рутиной действовала угнетающе. Через несколько месяцев я перебрался в УКС одного из департаментов Мосгорисполкома заведовать отделом МЖК на базе реконструкции старой жилой застройки. Потом, опять же благодаря Сергею Бабкину, - в только что образовавшийся Центр МЖК при ЦК ВЛКСМ. Районные штабы или оргкомитеты МЖК уже действовали самостоятельно, кто-то выжил, кто-то нет. Общему, с единым командным и координирующим органом, движению МЖК в городе Москве скоро пришел конец.
   Символично, но после разгона нашего штаба старое здание на Фрунзенской набережной сгорело дотла. Инструктор, находящийся в постоянной готовности снимать штаны, был убежден, что это сделали мы сами - штабисты...
   Зачем я сделал такую петлю в своих коротких воспоминаниях? Только лишь затем, чтобы показать, сколько препятствий лежит на пути реализации новшеств. Эмжэковское движение на закате СССР - мощная социальная новация. Она словно помпа всасывала в себя людей энергичных, деятельных, настойчивых. Окрыленные идеей, они иногда лезли напролом, сооружали баррикады, когда успех был совсем не очевиден. Собирали патроны, как Гаврош под градом пуль. А потом какой-нибудь сердобольный Жан Вальжан вытаскивал израненного бойца.
   Конечно, у нас не хватало дипломатического опыта. Конечно, мы не всегда правильно расставляли фигуры на политической доске: а стремительный дебют не означает еще победоносного эндшпиля. Если бы кто-то подсказал, что надо вести себя мудрее, что надо вовремя наклониться в нужную сторону... Но, может быть, это был бы уже не я, и не мои товарищи? И Женя Королев был бы не Женей, а каким-нибудь Андреем. А может, тогда бы не было МЖК и всего движения?
   Разогнавшись на беговой дорожке МЖК, многие ребята прыгнули довольно далеко. Володя Виноградов создал империю «Инкомбанка». Не знаю, что привело к ее закату. Или не способность Володи прогибаться, или очередной Смирнов причиной... Юра Милюков организовал Московскую товарно-сырьевую биржу, Валера Гугнин - «Оргбанк», Нина Беляева стала крупным юристом и общественным деятелем, Сергей Попов - экономическим советником Ирины Хакамады. Я говорю только о тех, кто был в городском штабе. А в районных, а в целом по стране? Конечно, не всем удалось сделаться людьми известными, или успешными, как сейчас говорят. Хотя успешность почему-то измеряется толщиной кошелька. А если человек живет в гармонии с самим с собой, он успешен? Несколько лет назад я встретил еще одного штабиста - человека фантастической честности и принципиальности - архитектора Василия Александровича Шаповалова. В мутные девяностые он обратился к богу... Потом вернулся в мирскую жизнь. Он весь светился. Он нашел для себя тот философский камень, который так часто ускользает из под наших ног. Успешен ли этот человек?
   Известно, где провел свои последние годы Женя Королев? К сожалению, я мало знаю о заключительном периоде его жизни. Могу только рассказать о последних своих встречах с людьми, изображенными на фотографии.
*****
   ...Борис Ельцин исполином стоял в полупустом выставочном павильоне. Он, заместитель председателя Госстроя СССР, открывал специализированную выставку на Фрунзенской набережной. После официальной церемонии собравшиеся отошли от него на почтительное расстояние: с низложенным бывшим лидером предпочитали держаться на расстоянии. Со времен сталинских репрессий это поведение вошло в норму в народе, формирующем братское коммунистическое общество: с опальными членами лучше не водиться - так безопаснее. Мне показалось, Ельцин был подавлен. Еще бы! Лететь вниз с головокружительной высоты. Но жалким его вид я бы не назвал. Это был вид матерого льва, выгнанного из прайда.
   Несколько минут я мялся, не находя повода, как подойти. Наконец, меня осенило. Я вырвал из блокнотика листок и написал свою фамилию с телефоном. Приблизился. Представился. Ельцин протянул широкую костистую руку. Я, как можно короче стал пояснять, что давно занимаюсь МЖК, был в Свердловске, когда вы руководили... Потом в Москве, когда вы руководили..., но почувствовал, что получается длинно и завершил примерно так: «Все эмжэковцы вас знают и любят, и если потребуется мы всегда к вашим услугам». (Хотя ни один эмжэковец меня не уполномочивал). С этими словами я протянул свою импровизированную визитку. Борис Николаевич улыбнулся, сложил бумажку пополам и, сунув ее в карман пиджака, поблагодарил. Оставалось только ретироваться.
   Конечно, ни он не позвонил, ни от него никто не проявился. Свою предвыборную кампанию в российские лидеры он начнет позже. А мне сейчас кажется, если бы он позаботился окружить себя проверенными в боях гвардейцами из эмжэковского движения, то может, и не совершил бы впоследствии столько ошибок. Но это мои фантазии.
*****
   Штаб-квартира Центра МЖК при ЦК ВЛКСМ размещалась на втором этаже того же здания, где я столкнулся с Борисом Николаевичем. Вообще, строительная выставка на Фрунзенской набережной - место памятное для эмжэковцев. Но мемориальную доску никто еще не приделал.
   Мы часто выезжали «на места». Иногда забирались довольно далеко. Я был в Ташкенте, Душанбе, в Киеве, Краснодаре, Иркутске, Архангельске... - фактически, к концу восьмидесятых не оставалось крупного города, где бы не создавались молодежные жилые комплексы. Движение росло и набирало силу. Апофеозом была серия всесоюзных конференций в различных городах, на которые съезжались эмжэковцы всей страны. Мечта Жени Королева сбывалась...
   По каким-то делам мы приехали в Ленинград. Стояли белые ночи. Королев, я и несколько ребят из городского оргкомитета МЖК бродили вдоль Мойки, затем выбрались к Исаакиевскому собору, направились по набережной Невы в сторону Дворцовой площади... Адмиралтейский шпиль старался проткнуть белесое небо. Ростральные колонны в рассеянном свете белой ночи отливали каким-то бордовым, устрашающим цветом. В конце восьмидесятых страна ожидала чего-то нового, но оно все не начиналось, но старое почему-то уже рушилось, и почему-то хорошее: останавливались заводы, замирала наука; захлопнулась космическая программа «Буран».
   Мы побродили по площади вдоль стен Эрмитажа, затем опять вышли к набережной. На фоне великолепных памятников архитектуры, отражавших поступательное развитие российского государства, нашкодившим котенком выглядел крейсер «Аврора». Пульнув в сторону Зимнего холостым выстрелом, он на семьдесят лет завоевал себе славу, о которой нам всем рассказывали со школьной скамьи. Хотя легендарность его была в ином. Где-то болталась растяжка с горбачевским лозунгом «Больше социализма!» Михаил Сергеевич так и не выскочил из клетки коммунистических предрассудков. Так и не расстался со своим окружением, о гнусности которого страна потом узнала в облике ГКЧП.
   «Если бы у меня была такая команда, мы бы ни одного дома не построили», - резюмировал Женя. -«А тут огромным государством управлять собираются, смешно»! Великолепие ночного Ленинграда для Королева не представляло большого интереса. Его голова была занята другим. Пару реплик, например, о Васильевской стрелке вполне удовлетворяли его любопытство. И он возвращался к рассуждениям. «Вот я к спиртному отношусь прохладно. Могу выпить, могу и не пить; потребности не испытываю. Но мою свободу поругали. Почему кто-то определяет и решает за меня? Ведь возникни у меня желание, я вина не достану. В длиннющих очередях стоять не буду. Сколько уже побочных эффектов от этой рационализации? Народ пьет денатурат - раз, плантации виноградников вырубили - два, черный рынок расцвел пышным цветом - три. Можно долго перечислять. Социальные новации так не делаются. В нашем МЖК мы построили ФОК (физкультурно-оздоровительный комплекс), проложили освещенную тропу здоровья. Людям нужно предоставить возможность заниматься иным, а не только водку глушить. А тут взяли и запретили, и ничего взамен».
   - Кстати, закуску тоже запретили - в магазинах шары катать можно. - Добавил кто-то из нас.
   - Вот я и говорю, - продолжал Королев. - Мышление средневековое, когда монархи все решали. И то, наверное, советовались. У наших кормчих представление такое, что можно скомандовать и все построятся в шеренгу. Но гражданское общество не армия, здесь иные подходы нужны.
   Было далеко за полночь, когда мы прошли в гостиницу. Наши ленинградские коллеги забронировали просторный номер. Хотя необходимости особой не было: перестройка характеризовалась снижением деловой активности, отель пустовал. Наше с Женей временное пристанище состояло из двух комнат, соединенных коридором, откуда вели двери в туалет и ванную. Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я опустил шторы, и ленинградская ночь из белой превратилась в темную. Я растянулся на койке и быстро заснул. Но долго отдыхать не пришлось.
   - Так всю жизнь проспишь. - Женя стоял надо мной и тряс за плечо. Я поначалу не понял, что произошло. - Ничего особенного, не горим, не бойся. Смотри, пятьдесят лет назад какие умные вещи писали. - Королев открыл книгу, которую держал в руке, заложив пальцем страницу. Это был сборник трудов Вернадского, недавно выпущенный издательством «Наука». Женя зачитал отрывок, смысла которого я напрочь не понял. То ли я еще спал, то ли это вообще недоступно было моему мозгу.
   - Все просто, - принялся пояснять мой товарищ. - Человек - высшее творение природы, так? Последние тысячелетия его антропогенные данные почти не меняются. Меняется только его мозг, разум. Вот Вернадский и говорит, что именно разум человека изменит мир, и только от разума зависит, будет ли этот мир вообще существовать.
   - Ну и что? - Наверное, я выглядел, как тот Степа из известной интермедии про грузина «Аваса». Королев пристально посмотрел на меня, заподозрив, что его собеседник не вписывается в понятие «человек разумный».
   - Хм, совершенный мир может построить только совершенный разум. Тот мир, какой мы видим, не совершенен, значит и разум еще не совершенен.
   - Ну, это понятно. - Как бы оправдался я.
   - Значит надо развивать разум, чтобы изменить мир в лучшую сторону.
   - Ну, - простонал я.
   - Чтобы разум быстрее развивался, человек должен оказаться в зоне свободного времени, потому что свободное время, как говорили классики, необходимо для наиболее полного развития личности и т.д. Так?
   Мой неразвитый мозг вспоминал формулировки.
   - Свобода это осознанная необходимость! - Выпалил я для поддержания разговора и тут же осознал, что попал не в ту степь.
   - Погоди, не сбивай.
   - Люди вынуждены добывать средства к существованию, это необходимость. А потом у них образуется свободное время, для отдыха, сна - чем, например, ты любишь заниматься - и для удовлетворения собственных интересов.
   - Ближе к делу, а то ты отрываешь меня от любимого занятия в мое свободное время. - Пытался пошутить я. Женя ответил улыбкой.
   - Вот я и говорю, где это время чаще проводит человек? В жилище! Так что нужно быстрее развивать: жилые комплексы, социальную инфраструктуру или заводы и фабрики, чтобы у станков стоять? Что важнее: дымящие трубы, плотины или сам человек? Причем, не доходяга какой-то, а здоровый, развитый физически и умственно.
   Мы поговорили о том, что с момента залпа «Авроры», стоящей где-то рядом, страна в результате эмиграции, войн, репрессий потеряла миллионов 70, если не больше, качественного - как не цинично это звучит - человеческого «живого вещества» (если следовать терминологии Вернадского). Уезжали совсем не глупые, гибли на фронтах люди молодые; гигантские стройки велись за счет людей, в лагерях коротали дни не только уголовники... Женя встал, прикурил, но пепельницы в моей комнате не было. Принес свою, наполовину заполненную окурками - он даже не ложился. Подошел к окну и отодвинул штору. По странному совпадению мои окна выходили на излучину Невы и Большой Невки. «Ну, и что тебе снится, Крейсер «Аврора?» - В задумчивости протянул Женя строчку известной песни. - «А какого именно социализма надо больше? Может, наоборот, надо меньше?.. Иные люди, с иным мышлением могут поменять местами ориентиры... Кардинально надо менять... Только не революционным путем, а постепенно, но по направлению к самому человеку, а не наоборот... И за ноосферу можно быть спокойным»...
   Женя еще что-то говорил, не обращая никакого внимания на меня. Это был уже разговор с самим собой или с тем, кто существует только в наших представлениях.
   - Надо все-таки поспать пару-тройку часиков. - Определил Королев, выплыв из бездны мыслей, и... отправился к себе.
*****
   После той командировки воочию я уже не видел Евгения Михайловича Королева. Доходили слухи, что он организовывал акцию против затопления космической станции «Мир», был депутатом и занимался политикой. Потом уехал в Индию. Может, тогда, стоя у окна ленинградской гостиницы, он уже разговаривал с тем, к кому потом отправился физически. Вполне вероятно, что бандитский капитализм, начавшийся в начале девяностых, был совсем не той средой, в которой мог существовать такой человек, как Женя Королев. Одно можно сказать, это была личность неугомонная, ей до всего было дело. Последняя информация о его предложении совместного, прежде всего с японцами, экономического использования Курильской гряды и Дальнего Востока в корне отличается от официальной концепции, предусматривающей усиление военного контингента и укрепления присутствия там России. Но не все зависит от руководства одной страны. Геополитическое или планетарное мышление должно преобладать в руководящих структурах всех стран. Тогда, вероятно, вектор развития цивилизации изменится и, непременно, в сторону людей, населяющих эту планету.
   Женя значительно опередил время. Он, как ледокол прокладывал путь в торосах человеческих хитросплетений. А мы, как могли, шли следом. Мы - по сути, его команда. Даже те, кто его никогда не видел.





С. Ешанов
Май 2011